Полина Санаева
Война и мир романа «Ахульго»
Проведите эксперимент: поспрашивайте окружающих, когда была битва на Ахульго? Хотя бы год попробуйте выяснить… Если респондент знает дату, то спросите кто и за что там воевал? Сколько людей погибло? Ответы «много» и «за свободу» - не в счет. Слишком общие, хотя и верные… Ну, так вот, если у вас нет знакомых докторов исторических наук, то вряд ли вы получите вразумительный ответ.
Выдуманный социологами «среднестатистический» человек, в данном случае дагестанец, родную дагестанскую историю знает гораздо хуже мировой. Самый распоследний двоечник помнит, что Куликовская битва была в 1380, штурм Бастилии в 1789 году, а крепостное право отменили в 1861-ом. Но далеко не общеизвестны подробности длительного, беспрецедентного во многих отношениях сражения, сыгравшего в истории Дагестана не меньшую роль, чем Бородинское сражение в истории России. Еще меньше мы помним о победе дагестанцев над армией Надир-шаха. Грустно.
Писатель Шапи КАЗИЕВ убежден, что возвращать историческую память можно и нужно не только с помощью учебников истории, но и при посредстве художественной литературы. С помощью книги, которую читают не потому, что есть такое слово «надо», а потому, что интересно, увлекательно, невозможно оторваться, в конце концов. «Художественное осмысление даст толчок к осмыслению общественному», - уверен писатель.
Казиев знает, о чем говорит. Потому, что говорит он редко. Чаще пишет. И пишет именно так – хорошо и интересно. Другое дело – о чем?
Начать читать эту книгу можно из патриотических соображений. Но только начать… На одном патриотизме и самый сознательный читатель больше трех глав не продержится. Здесь другой случай: книга увлекает с первых же страниц. Хотя развитие событий, исход сражения и его последствия вроде бы известны, но когда читаешь роман, кажется, что все еще может измениться, повернуться как угодно, что вот сейчас…
Не ожидая чудес от исторического романа, сталкиваешься с чудом художественной литературы. Когда воображение писателя делает тебя участником событий, а напряженность повествования не отпускает до конца романа.
Дагестанская литература пополнилась масштабным во всех смыслах произведением, соединившим в себе историческую правду, ее художественное осмысление и увлекательное изложение «материала». Возможно, как многие поколения читателей о Бородине и Аустерлице больше узнавали из «Войны и мира», чем из учебника, так об Ахульго будут узнавать из одноименного романа.
Можно по-разному относиться к «общественной значимости» художественного слова, особенно после 70 лет примата идеологии над литературными достоинствами, но «Ахульго» - это одна из самых впечатляющих попыток с помощью современного языка и мастерского владения различными литературными приемами подвигнуть дагестанца к новому пониманию истории свой родины. И, видимо, для издателя (ИД «Эпоха») эта задача была важнее всех остальных. Но…
- Вы писали роман не по вдохновению, а по заказу?
- Получается так. Но за такие заказы могу лишь сказать спасибо. Если бы мне это было неинтересно, я бы не взялся. А я всю жизнь, так или иначе, изучал историю Кавказа и ощущал необходимость восполнить некий пробел. Ведь в литературе это переломное историческое событие не было достаточно отражено. Всегда оставалось ощущение, что в широком общественном сознании грандиозное значение битвы на Ахульго не закреплено, да и не осмыслено в должной мере… Хотя именно Ахульго со всей очевидностью обнажило суть кавказской драмы: это была не война горцев с русскими, и не война Дагестана с Россией, а борьба свободных людей за свое человеческое достоинство. Об этом давно надо было писать и говорить громко. И еще искренне, честно. Если объективно и художественно убедительно писать даже о самых сложных моментах истории, - это не разделяет, а только сближает народы. Ибо становится совершенно ясно, что у генералов были свои интересы, а у простых людей совсем другие.
- Но о Кавказской войне уже столько написано!
- Историки пишут научные труды, выходят очень серьезные исследования, только этого, видимо, недостаточно, если потомки так мало знают о событиях, которые происходили не так давно. И на их земле. Почти не знают причин, обстоятельств, имен героев, самого пафоса той борьбы. Ведь свобода, воля – была для горцев естественным и единственно-возможным состоянием. Они ее и отстаивали до последнего, как до этого боролись с Тимуром, с Надир-шахом. А в это время лучшие и самые прогрессивные люди в России боролись за отмену крепостного права. И не последним фактором ее отмены послужила именно Кавказская война. Российское общество, даже бывшие декабристы, столкнулось на Кавказе с иным понимаем свободы личности, и стало очевидно, что свободные люди лучше рабов. Именно после Ахульго кавказская тема «зазвучала», Кавказ стали изучать и описывать, к нему стали приглядываться с интересом, хотя и не без пристрастия. И все потому, что хотели понять: кто эти люди и за что они так отчаянно сражаются? И к политической фигуре Шамиля отношение изменилось кардинально. В истории все так тесно переплетено, так интересно взаимосвязано…
- Так чего же вы ждали, почему не написали роман раньше?
- Я не брался за эту тему, потому что понимал, насколько это ответственно и сложно. Знал, что тут надо выкладываться по-максимуму. И что судить будут по гамбургскому счету.
- Но все-таки вы взялись!
- Не секрет, что идея написания романа принадлежит учредителю «Эпохи» Гамзату Магомедовичу Гамзатову. Он высказал ее, не адресуясь ни к кому конкретно. А незабвенный Гаджи Абашилов, считавший, что осуществление замысла мне по плечу, уверил в этом и меня, и Гамзатова. За такое доверие я им благодарен. А уже взявшись за эту тему, я написал роман практически за полгода. Обычно за такой срок я пьесу пишу. В целом, получилось меньше года вместе с работой в архивах. Разговор с Гамзатовым состоялся в августе 2007, а в августе 2008 мы уже держали в руках свежеотпечатанный экземпляр книги. Но когда ставишь большую задачу, Всевышний помогает. Наверное, сказался и профессиональный опыт, и желание создать роман, который не забудут. Я писал по 12 часов в день, полностью погрузился в эпоху, буквально жил жизнью своих героев. Работа увлекала так, что забывал обо всем остальном, а руки болели от клавиатуры. Ведь даже просто набрать такой объем текста за этот срок – физически тяжело. Но литература – это своего рода магия, всякое случается. Однажды я долго писал пьесу, а за два дня до окончания конкурса мне сказали, что получу только диплом. Тогда я за полтора дня написал новую – и получил первую премию. А в качестве бонуса еще съездил в Индию и Непал.
- Работа с документами заняла много времени? Роман «Ахульго» ведь в первую очередь исторический…
- Немало. Я долго работал в различных архивах, от военного до дипломатического. Кстати, в официальных документах я очень редко сталкивался с непочтительным мнением в адрес горцев, достойных противников ценили и уважали. Но, возвращаясь к документам, должен заметить, что архивные материалы мало что дают. Даже те находки, которые могли бы сойти за своего рода исторические открытия. Меня всегда интересовало большее - то, что кроется ЗА документами. То есть переплетение судеб и истории, конфликт сокровенных желаний и служебного долга. А в критические моменты истории личности раскрываются особенно ярко.
- И как вы узнали, как именно они раскрывались? Или пришлось все придумать?
- Далеко не все. Мне важно было познакомиться с мемуарами, дневниками, письмами очевидцев и участников событий, чтоб вдохнуть жизнь в исторические факты, чтобы раскрыть их читателю как бы изнутри, с самых разных точек зрения. И, конечно, через личности. История буквально прошита трагическими судьбами конкретных людей. «В полдневный жар в долине Дагестана» - это Лермонтов написал после того, как офицер Генерального штаба Шварц, который был тяжело ранен в ущелье между двумя Ахульго, рассказал ему на Минеральных Водах и о сражении, и о своей вылазке. Люди, их взаимоотношения, личностные устремления, мотивы, страсти – вот что главное в романе! Это же литература! Я пытался показать то, как события влияют на людей, и как люди своими поступками меняют ход событий, ход истории в целом. Мне вот это интересно! Знать и любить каждого своего персонажа, проследить эволюцию и логику развития образов - это была сложная и захватывающе интересная задача. Героев-то множество, сюжетных линий соответственно тоже: Шамиль, его жены и дети, наибы, Хаджи-Мурад, простые горцы и горянки. А с другой стороны - солдаты и офицеры, мальчик Ефимка... Что их толкало на подвиги? Ведь они тоже вели себя героически. А еще в романе действуют император, его двор и генералы, разведчики, маркитанты, Лиза, стремящаяся спасти своего мужа-декабриста, безумный Аркадий, ищущий роковой встречи с Шамилем, Траскин, наживающийся на войне, Милютин – адъютант Грабе, который позже стал военным министром и получил награду за успехи в отмене крепостного рабства, сам Генерал Граббе, который мне лично вовсе не симпатичен, но в романе – это не статичная фигура, а живой человек.
- Не в ущерб исторической правде? Любовные сюжеты в романе, посвященном героической борьбе горцев… Вы не боялись, что вас обвинят в снижении пафоса?
- Я ведь не научное исследование писал! Писатель должен думать о читателе. И потом, «чтобы дошло, надо заострить», как говорил Лев Толстой. А мне хотелось, чтобы дошло. Ведь дагестанцы сейчас идут на Ахульго как на зиярат, помнят, что там погибло много людей, чтят их память, а что происходило конкретно – не все знают. Я был на Ахульго ровно через 168 лет после тех событий. Август. Жара невыносимая. Пекло. Не то, что воевать, просто двигаться было тяжело. А наши предки выдержали в этих условиях почти 90-дневную осаду под артиллеристским обстрелом.
- Если о Кавказской войне, которая кончилась менее двухсот лет назад, мы знаем мало, то что говорить о нашествиях Надир-шаха на Дагестан, которые вообще происходили с 1734 по 1741 годы, да и еще было несколько попыток? Вы ведь уже над новым историческим полотном работаете?
- Вы правы. О нашествии Надир-шаха на Дагестан известно не очень много. Нет тут и такого количества документов, письменных свидетельств, материальных памятников, как в случае с Кавказской войной. Легенды и вымыслы о трех походах Надир-шаха в Дагестан смешались с реальными фактами так тесно, что порой трудно отделить одно от другого. А ведь это еще один ключевой, переломный момент в истории дагестанской государственности. Именно в битве с Надир-шахом впервые по-настоящему проявилось единение дагестанцев перед угрозой полного уничтожения: они сплотились, осознав, что свобода общей родины важней интересов отдельных ханств или обществ. Зачастую обособленные дагестанские народы становились единым народом Дагестана. Объединились и сокрушили огромную силу – армию, не знавшую поражений на протяжении многих лет. А вот после Андалала Надир-шах не выиграл уже ни одного сражения. Это великий подвиг дагестанского народа. Звучит пафосно, но это тот случай, когда пафос уместен.
- В книге о нашествии Надир-шаха, наверное, придется обойтись без любовной линии?
- Почему же? В новом романе она одна из основных. Чувства оживляют историю. Назовите мне известный исторический роман или фильм, где бы не было романтической канвы. «Война и мир» - сколько в нем любви! Литература должна быть не только познавательной, но и увлекательной! Батальные сцены – не самая интересная часть литературы. А взаимоотношения людей всегда актуальны. Хотя реконструировать атмосферу эпохи трехсотлетней давности значительно трудней, чем недавний 19-й век. Характерная речь, одежда, вооружение, предметы быта, привычки людей, уклад жизни – все это значительно отличается от современного, хотя многое и сохранилось… Приходится изучать и сопоставлять множество источников – от персидских хроник до последних изысканий отечественной исторической науки, часто сталкиваться с противоречивыми сведениями. Но постепенно из тьмы времен проступают яркие картины того, какими были наши предки, как велась война, кем по сути был Надир-шах, как противостояли ему горцы. В источниках сведения о военных действиях то и дело перемежаются описаниями того, как, добравшись до места битвы, «мирозавоеватель» раскинул шатер и наслаждался вином, музыкой и плясками наложниц. Он был так уверен в своей непобедимости, что даже на Турчидаг гарем привез. И, тем не менее, это был выдающийся полководец и государственный деятель, подчинивший себе огромную территорию от Ирана до Индии. Вернее, он был таковым, когда освобождал Иран от захватчиков, и перестал им быть, когда сделался захватчиком сам. И в ореоле славы, после разгрома армии Великих моголов, споткнулся о Дагестан. Массовый героизм сплоченных горцев, их патриотизм и свободолюбие стали для Надир-шаха неодолимой преградой. Немаловажно и то, что разгром полчищ агрессора в Дагестане не позволил Надир-шаху двинуться дальше, на Россию, которая была одной из его главных целей.
- Когда вы планируете закончить новый роман?
- Издатель не ставит мне сроков. Ни в этот раз, ни в случае с «Ахульго». Работаю!
- Вы дагестанский писатель?
- И дагестанский, и российский. Лермонтов разве шотландский поэт? А Пушкин – эфиопский? Я пишу много, и не только о Дагестане. Профессия требует разнообразия. Скоро выходит сборник моих пьес. Многие из них поставлены и в дагестанских, и в московских, и в других российских театрах.
- Как вы для себя решаете извечный вопрос: писатель и власть? Писатель в России, он уже не больше, чем писатель? Разве он не должен быть в оппозиции?
- Я всю жизнь в оппозиции – к самому себе. И меня это занимает сильнее, чем что-то другое. Всегда кажется, что нужно больше сделать для нашего народа, для литературы, искусства. Меня нельзя обвинить в конъюнктурщине. Важно не только что, но и как написано. 25 лет назад я написал пьесу «Шамиль». Тогда, когда само имя имама было под полуофициальным запретом. Ценуру это так удивило, что пьеса была издана в Москве, а позже я получил за нее премию Ленинского комсомола. И более 10 лет пьеса шла на сцене Дагестанского русского театра. А еще, в 80-х годах, я написал с виду конъюнктурную пьесу «На БАМ, к сыну». Но пьеса была не о стройке века, а о горце, который едет спасать сына. И главную роль прекрасно исполнил Армен Джигарханян. Да так исполнил, что благодарные письма приходили мешками. Так что главное для меня – творчество, то, что всегда влечет своей таинственной красотой, придавая жизни особый смысл и очарование.